dorogagizni.ru

Аристотель трактат о душе. Аристотель

Аристотель. О душе

Книга первая

Глава первая

Место психологии среди других наук. Метод исследования. Природа души. Значение привходящих свойств для познания сущности. Связь души с телом. Исследование души – дело естествоиспытателя. Определение состояний души естествоиспытателем и диалектиком. Предмет и точка зрения естествоиспытателя, "техника" (владеющего искусством), математика и философа. Основной материалистический вывод главы.

Глава вторая

Значение обзора взглядов философов-предшественников на душу. Два отличительных признака одушевленного. Душа как движущее начало. Взгляды Левкиппа – Демокрита и пифагорейцев. Душа как нечто самодвижущееся. Взгляды Анаксагора, Эмпедокла, Платона. Душа как самодвижущее число. Разногласие о началах. Взгляды Фалеса, Диогена, Гераклита, Алкмеона, Гиппона, Крития. Три признаваемых философами-предшественниками признака души. Учение о том, что подобное познается подобным. Душа и начала. Возражение Анаксагору. Противоположности в началах. Происхождение названия жизни и души

Глава третья

Взгляд на сущность души как на движение и выводы, вытекающие из такого взгляда. Точка зрения Демокрита. Учение Платона о мировой душе и возражение Аристотеля. Критика взгляда на душу как на нечто протяженное и на мышление как на круговращение. Причина кругообращения неба. Органическая связь души с телом.

Глава четвертая

Критика взгляда на душу как на гармонию. Взгляд Эмпедокла и связанные с ним апории. Движения души и их истолкование. Учение о душе как самодвижущем числе и связанные с ним апории. Критика этого учения.

Глава пятая

Продолжение критики учения о душе как самодвижущем числе. Классификация традиционных определений души. Критика учения о душе как совокупности элементов. Учение орфиков о душе. Душа как составная часть Вселенной (Фалес). Вопрос о способностях души и ее единстве
Книга вторая

Глава первая

Три значения сущности. Определение материи и формы. Определение жизни. Тело как субстрат. Определение души как формы тела. Два значения энтелехии. Душа как энтелехия тела. Сравнение тела с орудием. О частях тела. Неотделимость души от тела. Возможное исключение.

Глава вторая

Обнаружение причины – главное в определении. Жизнь – признак одушевленного существа. Различные значения понятия жизни. Жизнь растений и животных. Осязание – первое ощущение. Растительная способность, способность ощущения, разумная способность и движение – способности души. Ум – особый вид души. Определение души как того, чем мы живем, ощущаем и мыслим. Душа имманентна определенному телу.

Глава третья

Повторение предыдущего. Новое перечисление способностей души. Стремление как желание, страсть и воля. Ощущение и удовольствие. Осязание как ощущение, вызываемое нищей. Голод и жажда как желания. Другие психические способности животных. Характер единства души. Градация способностей души

Глава четвертая

О способностях души. Воспроизведение и питание – достояние растительной души. Душа как троякая причина живого тела. Критика взгляда Эмпедокла на направление роста. Возражение против взгляда на огонь как на основную причину питания и роста. Разбор мнения о том, что противоположное питается противоположным. Разница между питанием и способностью роста. Первая душа как питающее и как способность воспроизведения себе подобного. Тепло у одушевленного существа.

Глава пятая

Об ощущении вообще. О способности ощущения. Ощущение в возможности и действительности. Два значения возможности, претерпевания и способности ощущения.

Глава шестая

Три вида чувственно воспринимаемого и их характеристика. Общие качества (движение, покой, число, фигура, величина). Пояснение чувственных качеств, воспринимаемых привходящим образом.

Глава седьмая

Предмет зрения – видимое. Цвет. Определение прозрачной среды (вода, воздух) и света. Критика взгляда Эмпедокла на свет и воззрения Демокрита, отрицающего значение среды при зрении. Необходимость среды при звуковых и обонятельных ощущениях.

Глава восьмая

Глава девятая

Характеристика запаха и обоняния. Связь между обонянием и вкусовым ощущением. Совершенство осязания у человека. Зависимость одаренности от тонкости осязательных ощущений. Условия обоняния у человека и у бескровных животных. Орган обоняния.

Глава десятая

Вкус и осязание. Влага как условие вкусовых ощущений. Источник вкуса. Орган вкуса и влага. Виды вкусовых свойств.

Глава одиннадцатая

Апории в вопросе об осязании. Одушевленное тело (плоть) как смешение из земли и воды и воздуха. Осязание и вкус, их среда. Роль плоти в осязании. Ощущение осязательных противоположностей. Определение ощущения как некоей середины между противоположностями, имеющимися в ощущаемом. Характеристика неосязаемого.

Глава двенадцатая

Определение ощущения как того, что способно воспринимать формы ощущаемого без его материи. Сравнение ощущения с отпечатком. Разрушительное воздействие на органы чувств чрезмерной степени ощущаемого. Причина отсутствия ощущений у растений. Невозможность того, чтобы неспособное к ощущению что-либо испытывало от соответствующего чувственно воспринимаемого объекта. Разбор вопроса о том, на что действует свет, звук, запах, осязаемое и ощущаемое на вкус.
Книга третья

Глава первая

Доводы в доказательство того, что, кроме пяти внешних чувств, нет никаких других. Отсутствие особого органа для восприятия общих свойств. Необходимость наличия не одного, а нескольких чувств для более отчетливого познания общих свойств.

Глава вторая

Доказательство того, что самим зрением человек воспринимает, что он видит. Неоднозначность восприятия. Возможность наличия ощущений и представлений и после удаления воспринимаемых объектов. Тождество ощущаемого и ощущения в их актуальном состоянии. Наличие специальных названий для актуального состояния ощущений у одних чувств (звучание, слышание, видение), отсутствие таковых у других. Опровержение мнения, что чувственные качества не существуют вне наличия соответствующих ощущений. Ощущение как соотношение. Необходимость чего-то единого для установления различий ощущений. Способность различения. Пример точки как совмещения неделимого и делимого.

Глава третья

Отождествление древними мышления и ощущения. Невозможность объяснения ошибочных знаний с точки зрения теории о том, что подобное познается подобным. Различия между ощущением и мышлением. Воображение и его отличие от ощущения и мнения. Положительное определение воображения. Объяснение названия воображения. Причины того, почему люди иногда действуют не сообразно с разумом, а сообразно со своими представлениями.

Глава четвертая

Мышление. Аналогия между мыслью и ощущением. Ум и постигаемое умом. Ум у Анаксагора. Отделен-ность ума от тела. Разумная душа как местонахождение форм. Двоякое понимание возможности применительно к уму. Решение вопроса о том, познаются ли существо предмета и сам предмет одной и той же способностью или разными способностями. Апории, возникающие из положения о том, что ум прост, ничему не подвержен и ни с чем не имеет общего (Анаксагор). Сравнение ума с дощечкой для письма, на которой еще ничего не написано. Тождество мыслящего и мыслимого у бестелесного.

Глава пятая

Ум, становящийся всем, и ум, все производящий. Аналогия со светом. Вечность деятельного ума. Преходящ-ность пассивного ума и его зависимость от деятельного ума.

Глава шестая

Положение о том, что заблуждение заключается в (неправильном) сочетании. Примышление времени. Различие в способах, какими ум мыслит разного рода неделимое. Истинность ума, направленного на суть бытия предмета.

Глава седьмая

Актуальное и потенциальное знание. Объяснение, почему душа не мыслит без представлений. Единое средоточие знания. Единство познающего ума как причина различения разнородных и противоположных ощущаемых свойств. Представления как нечто вовлекающее ум в жизненную практику. Разъяснение сущности абстракции.

Глава восьмая

Душа как совокупность сущего. Знание и ощущение. Душа как форма предмета. Сравнение души с рукой. Ум как форма форм. Объяснение, почему существо, не имеющее ощущений, не может чему-либо научиться и что-либо постигнуть. Невозможность созерцания умом без представлений.

Глава девятая

Способность различения и способность приводить в пространственное движение как две основные способности души. Вопрос о правомерности деления души на части. Способность приводить в пространственное движение и неправомерность сведения ее к растительной способности, к способности ощущения или уму.

Глава десятая

Стремление и ум как движущие силы. Отличие деятельного ума от теоретического. Цель как источник деятельности. Предмет стремления как движущая сила. Ум, воля и стремление. Предмет стремления – благо. Затруднения, связанные с учением о способностях души. Борьба между умом и желаниями. Движущее, орган движения и движущееся тело. Сравнение движущего начала с сочленением и кругом. Обладание способностью стремления как условие того, что животное само себя движет.

Глава одиннадцатая

Движущее начало и другие способности у низших животных. Воображение у животных, не наделенных умом, и у людей. Объяснение, почему у низших животных нет мнения. Три вида движения в зависимости от взаимодействия между волей и стремлением. Мнение, направленное на единичное, и мнение, направленное на общее, и их возможность приводить в движение.

Глава двенадцатая

Растительная душа как необходимое условие всякой жизни. Ощущение – необходимое свойство не всех живых существ, а животных. Наличие ощущений как условие существования души. Необходимость осязательных ощущений для сохранения жизни животных. Осязание и вкус как условия питания. Восприятия через среду. Аналогия между взаимоотношениями движущих и движущихся тел и процессами, вызывающими ощущения.

Глава тринадцатая

Невозможность для тела животного быть простым. Осязание как непосредственное восприятие и единственное чувство, утрата которого приводит животное к гибели. Воздействие осязательных и вкусовых ощущений на органы чувств и животный организм. Функции других ощущений.

Асмус В. Трактат "О Душе"

Книга первая

Глава первая

402a Признавая познание делом прекрасным и достойным, но ставя одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому, что оно знание о более возвышенном и удивительном, было бы правильно по той и другой причине отвести исследованию о душе одно из первых мест. Думается, что познание души много способствует познанию всякой истины, особенно 5 же познанию природы. Ведь душа есть как бы начало 1 живых существ. Так вот, мы хотим исследовать и познать ее природу и сущность, затем ее проявления, из которых одни, надо полагать, составляют ее собственные состояния, другие же присущи – через посредство души – и живым существам 2

10 Добиться о душе чего-нибудь достоверного во всех отношениях и безусловно труднее всего. Поскольку искомое обще многим другим [знаниям] – я имею в виду вопрос о сущности и о сути вещи (to ti esti) 3 , – можно было бы, пожалуй, предположить, что есть какой-то один путь познания всего того, сущность чего мы хотим познать, так же как есть один способ показать привходящие свойства вещи, так что следовало бы 15 рассмотреть этот путь познания. Если же нет какого-то одного и общего пути познания сути вещи, то становится труднее вести исследование: ведь нужно будет найти для каждого предмета какой-то особый способ. И даже когда станет ясно, что этот способ есть доказательство, деление 4 или какой-нибудь другой путь 20 познания, остается еще много затруднений и возможных ошибок; надо подумать о том, из чего исходить: ведь для разного начала различны, например для чисел и плоскостей,

Быть может, прежде всего необходимо определить, к какому роду [сущего] относится душа и что она такое; я имею в виду, есть ли она определенное нечто (tode ti) 5 , т.е. сущность, или же качество, или количество, 25 или какой-нибудь другой из различенных нами родов сущего (kategoriai); далее, относится ли она к тому, что существует в возможности, или, скорее, есть некоторая энтелехия: ведь это имеет немаловажное значение.

402b Следует также выяснить, состоит ли душа из частей или нет и однородны ли все души или нет. И если не однородны, то отличаются ли они друг от друга по виду или по роду. Это нужно выяснить потому (nyn), что те, кто говорит о душе и исследует ее, рассматривают, по-видимому, лишь человеческую душу 6 . Не должно ускользать 5 от нас и то, одно ли определение души, как, например, определение живого существа одно, или душа каждого рода имеет особое определение, как, например, душа лошади, собаки, человека, бога (живое же существо как общее есть либо ничто, либо нечто последующее 7 . Подобным же образом обстоит дело и со всякой другой высказываемой общностью). Далее, если имеется не множество душ, а только части души, то возникает вопрос: нужно ли сначала исследовать 10 всю душу или ее части? Трудно также относительно частей определить, какие из них различаются между собой по природе и нужно ли сначала исследовать части или же виды их деятельности (например, мышление или ум, ощущение или способность ощущения). И точно так же относительно других способностей души. Если же нужно сначала исследовать виды ее деятельности, то опять-таки можно было бы поставить 15 вопрос, не следует ли сначала рассмотреть то, что им противолежит, например: ощущаемое прежде способности ощущения, мыслимое – прежде мыслительной способности. По-видимому, полезно не только знать суть вещи для исследования причин привходящих свойств сущностей, как, например, в математике: что такое прямое, кривое, что такое линия и плоскость для выяснения 20 того, скольким прямым равны углы треугольника, но и обратное: знание привходящих свойств вещи весьма много способствует познанию ее сути. В самом деле, когда мы благодаря нашей способности представления в состоянии [мысленно] воспроизвести привходящие свойства вещи, все или большинство, мы можем самым надлежащим образом говорить также о сущности. 25 Ведь начало всякого доказательства – это [установление] сути вещи. Таким образом, ясно, что можно 403a было бы назвать диалектическими 8 и пустыми все те определения, при помощи которых не только нельзя объяснить привходящие свойства, но даже нелегко составить предположения о них.

Вызывает затруднение и [изучение] состояний души: все ли они принадлежат также и тому, чтó обладает ею, или есть среди них нечто присущее лишь самой душе. Это, конечно, необходимо выяснить, хотя и 5 не легко. В большинстве случаев, очевидно, душа ничего не испытывает без тела и не действует без него, например: при гневе, отваге, желании, вообще при ощущениях. Но больше всего, по-видимому, присуще одной только душе мышление. Если мышление есть некая деятельность представления или не может происходить без представления, то и мышление не может быть без тела. Если же имеется какая-нибудь 10 деятельность или состояние, свойственные одной лишь душе, то она могла бы существовать отдельно от тела. А если нет ничего присущего лишь ей одной, то, значит, она не может существовать отдельно, а с ней дело обстоит так же, как с прямой линией, которая, поскольку она прямая, имеет много привходящего, например то, что она может касаться медного шара лишь в одной точке; однако прямая линия будет касаться его не как отдельно существующая: ведь она неотделима от тела, 15 поскольку она всегда существует вместе с тем или иным телом. По-видимому, все состояния души связаны с телом: негодование, кротость, страх, сострадание, отвага, а также радость, любовь и отвращение; вместе с этими состояниями души испытывает нечто и тело. Иногда бывает так, что человека постигает большое и очевидное горе, а он не испытывает ни возбуждения, 20 ни страха; иногда же маловажные и незначительные поводы вызывают волнение, а именно когда тело приходит в возбуждение и оказывается в таком состоянии, как при гневе. Это еще более очевидно в тех случаях, когда не происходит ничего такого, что должно было бы возбудить страх, и тем не менее приходят в состояние человека, испытывающего страх. Если дело обстоит так, то ясно, что состояния души имеют свою 25 основу в материи (logoi enyloi). Поэтому их определения должны быть именно такого рода, например: гнев – это некоторое движение такого-то тела (или его части, или его способности), вызванное тем-то ради того-то. Вот почему изучение всей души или такого рода состояний ее есть дело рассуждающего о природе. Однако рассуждающий о природе и диалектик по-разному определили бы каждое из этих состояний души, например, что такое гнев. А именно: диалектик определил 30 гнев как стремление отомстить за оскорбление или что-нибудь в этом роде; рассуждающий же о природе – как кипение крови или жара около сердца. 403b Последний приводит в объяснение материю, первый – форму и сущность, выраженную в определении (logos). Ведь сущность вещи, выраженная в определении, есть ее форма, и если вещь имеется, то форма необходимо должна находиться в определенной материи; например, сущность дома, выраженная в определении, такова: дом 5 есть укрытие, защищающее от разрушительных действий ветров, дождей и жары; другой же скажет, что дом состоит из камней, кирпичей и бревен, а третий будет говорить о форме в них, имеющей такие-то цели. Итак, кто из них есть рассуждающий о природе? Тот ли, кто касается лишь материи, не обращая внимания на выраженную в определении сущность, или тот, кто касается только ее? Или же скорее тот, кто исходит из того и другого? Но кто же такой в таком случае каждый из первых двух? Разве есть такой, кто изучал бы 10 состояния материи, не отделимые от нее, и не рассматривал бы их как отделимые? Рассуждающий же о природе изучает все виды деятельности и состояния такого-то тела и такой-то материи. А то, что не таково, изучает другой, при случае – сведущий в искусстве, например строитель или врачеватель; свойства же, которые хотя и неотделимы от тела, но, поскольку они не состояния определенного тела и берутся отвлеченно 15 от тела, изучает математик; отделенное же от всего телесного как таковое изучает тот, кто занимается первой философией.

Но нужно вернуться к исходной точке нашего рассуждения. Мы сказали, что состояния души неотделимы от природной материи живых существ так, как неотделимы от тела отвага и страх, а не в том смысле, в каком неотделимы от тел линия и плоскость 9 .

Глава вторая

20 Приступая к исследованию души, необходимо вместе с тем при возникновении трудных вопросов, которые подлежат выяснению в дальнейшем, принимать во внимание мнения о душе, высказанные предшественниками, чтобы позаимствовать у них сказанное правильно и избежать всего, что ими сказано неправильно.

Началом этого исследования будет изложение того, чтó больше всего считается свойственным душе по природе. 25 Одушевленное более всего отличается от неодушевленного, по-видимому, двумя [признаками]: движением и ощущением. Поэтому от предшественников до нас дошли, пожалуй, два мнения о душе.

Действительно, некоторые утверждают, что душа есть главным образом и прежде всего нечто движущее; но, полагая, что недвижущееся само не может приводить 30 в движение другое, они причислили душу к тому, что движется. Поэтому Демокрит утверждает, что душа есть некий огонь и тепло. А именно: из всего бесконечного 404a множества фигур и атомов шаровидные атомы, говорит он, – это огонь и душа, они подобны так называемым пылинкам в воздухе, которые видны в солнечных лучах, проникающих через узкую щель; образуемую ими смесь всякого рода семян он называет элементами всей природы. Подобным же образом 5 толкует Левкипп. Оба они считают шаровидные атомы душой, потому что атомы такой формы больше всех в состоянии проникать повсюду и, сами будучи приведенными в движение, двигать и остальное; при этом оба полагают, что именно душа сообщает живым существам движение. Поэтому с дыханием, по их мнению, кончается жизнь. Именно, когда окружающий воздух сжимает тела и вытесняет атомы (schemata), 10 которые сообщают живым существам движение тем, что сами они никогда не находятся в состоянии покоя, возникает защита – благодаря дыханию входят извне другие атомы, которые препятствуют выходу содержащихся в живых существах атомов, противодействуя этому сжатию и затвердению. И живые существа 15 живут до тех пор, пока они в состоянии это делать.

Сказанное [о душе] пифагорейцами имеет, по-видимому, тот же смысл. Некоторые из них утверждали, что пылинки в воздухе и составляют душу, другие же – что душа есть то, чтó движет эти пылинки. Такое мнение о пылинках было высказано потому, что они 20 кажутся непрерывно движущимися даже при полном безветрии.

Таковы взгляды и тех, кто говорит, что душа есть само себя движущее 1 . Ведь все они, по-видимому, считают, что движение более всего свойственно душе и что все остальное приводится в движение душой, душа же движет самое себя; дело в том, что они не видели такого движущего, которое само бы не двигалось.

25 Подобным же образом и Анаксагор говорит, что душа – это то, что движет, и как будто еще кто-то сказал, что ум привел все в движение, но высказал это не совсем так, как Демокрит. А именно: Демокрит просто утверждал, что душа и ум – одно и то же: ведь истинно, мол, то, чтó нам является. Поэтому Гомер, 30 по его мнению, правильно изобразил, как Гектор лежит с помутившимся умом 2 . В самом деле, Демокрит не рассматривает ум как способность для постижения истины, а считает, что душа и ум – одно и то же. 404b Анаксагор высказывается об этом менее ясно. Действительно, часто он называет ум причиной прекрасного и справедливого, а иной раз он говорит, что ум есть душа, так как ум, мол, присущ всем живым существам, большим и малым, высшим и низшим. Между тем 5 очевидно, что во всяком случае то, что называют умом в смысле разумения, не присуще одинаково всем живым существам, даже но всем людям.

Таким образом, те, кто обращал свое внимание на способность одушевленного существа к движению, признавали, что душа есть нечто в высшей степени подвижное. Те же, кто обращал свое внимание на познание и на чувственное воспринимайте [одушевленным существом] 10 сущего, причисляли душу к началам, при этом одни из них считали, что этих начал много, другие считали, что начало одно – душа; так, например, Эмпедокл считал, что душа состоит из всех элементов и что каждый из них есть душа. Он говорит:

Землю землею мы зрим, и воду мы видим водою,
Дивным эфиром эфир, огнем же огонь беспощадный.
Так же любовью любовь и раздор ядовитым раздором 3 .

15 Подобным образом и Платон изображает в "Тимее" душу как состоящую из элементов, ибо подобное, говорит он, познается подобным, вещи же происходят из начал. Такое же определение дано и в сочинении о философии 4 : само-по-себе-живое (ayto to dzoon) состоит из идеи единицы и первоначальной длины, ширины и 20 глубины, остальное 5 – подобным же образом. Кроме того, Платон говорит и иначе: ум есть единица, знание – двоица (так как оно [стремится] к единству в одном направлении), мнение есть число-плоскость, ощущение – число-телесное 6 . Ведь числами он называл самые эйдосы и начала, состоят же числа из элементов. 25 Что касается вещей, то одни из них постигаются, мол, умом, другие – знанием, третьи – мнением, четвертые – ощущением, а эти числа и суть эйдосы вещей.

А так как душа представлялась способной и приводить в движение и познавать, то некоторые 7 признали душу сочетанием обеих способностей, объявив ее само себя движущим числом. 30

Что касается начал, то имеется разногласие – каковы они и сколько их, – главным образом между теми, кто считает их телесными 8 , и теми, кто признает их бестелесными 9 , и также между этими и теми, кто, смешав телесное с бестелесным, объявляет начала 405а состоящими из обоих 10 . Имеется разногласие и относительно их числа. Одни признают лишь одно начало, другие – несколько. Сообразно со взглядами на начала они объясняют и душу, ибо не противно разуму усматривать природу первых начал в способности приводить в движение. Вот почему некоторые полагали, что душа есть огонь. Ведь огонь состоит из тончайших частиц 5 и есть наиболее бестелесный элемент; кроме того, прежде всего он и находится в движении и приводит в движение остальное.

Демокрит, со своей стороны, высказался с еще большей проницательностью, объяснив, почему каждая душа обладает обоими этими свойствами 11 . В самом деле, по его мнению, душа – то же самое, что и ум, а ум состоит из первичных и неделимых тел и способен к движению 10 благодаря мелкости и фигуре своих частиц. Из всех фигур, говорит он, наиболее подвижна шаровидная, а таковы и ум и огонь.

Анаксагор, по-видимому, считал, что душа и ум не одно и то же, как мы уже сказали раньше, но рассматривает их как имеющие одинаковую природу 12 Аристотеля Оглавление ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПРОБЛЕМА... о том, будто тело овладело душой . Концепция Аристотеля укладывается в определение: "Человек... и перспективы. М., 1988. С. 9. Аристотель . О душе . II.3.414 в. 15. См...

Трактат Аристотеля «О душе»
Рассмотрим сначала краткое содержание трактата.
Первая книга в традиции античной философии посвящена изучению историографии темы, то есть теориям предшественников. Аристотель изучает трактовки понятия «душа», предложенные его предшественниками (Анаксагором, Демокритом, Пифагором и пифагорейцами, Платоном, Фалесом и Эмпедоклом). Обобщая теории предшественников, Аристотель признает душу «принципом движения». Также первая часть трактата посвящена рассмотрению самого движения, его четырех видов (по Аристотелю): перемещения, превращения, убывания, возрастания.
Вторая книга посвящена рассмотрению природы души и разрешению метафизических вопросов. В ней содержатся определения таких понятий, как сущность, материя, форма и энтелехия, классификация душ растений, животных или людей способностей в соответствии со способностями души к росту, к ощущению и к размышлению.
Третья книга рассказывает о пяти чувствах – осязании, обонянии, слухе, вкусе и зрении. Также в третьей книге содержится рассуждение о мышлении, которое противоположно ощущению и состоит из воображения и суждения.
Учение Аристотеля о душе – это ключевая теория его мировоззрения. Душа является как бы связующим звеном между человеком и божеством – ведь она связана, во-первых, с материей, а во-вторых – с Богом. Психология – наука о душе – является в представлении философа и составной частью физики, и составной частью теологии (первой философии, метафизики).
Однако к области физики имеет отношение не вся душа, а только часть души, существование которой невозможно без материи. Эта «физическая часть» часть души не тождественна с природными физическими сущностями - если бы это было так, то все природные тела были бы одушевленными. В действительности «душу» имеет только то, что живо. Жизнь – это одушевленность.
По этой причине предмет низшей, физической части науки о душе, психологии, совпадает с предметом биологии. И наука психология, и наука биология занимаются изучением живого, но подход к изучению разный: психология исследует целевую и движущую причину живого, то есть душу, а биология – материальную форму. С точки зрения Аристотеля, психология важнее биологии. Вот что он пишет по этому поводу:
«Занимающемуся теоретическим рассмотрением природы следует говорить о душе больше, чем о материи, поскольку материя скорее является природой через душу, чем наоборот.» (I, «О частях животных»).
Аристотель дает определение души. В трактате «О душе» он выводит понятие души, исходя из системы понятий своей философии. Это сущность, форма, возможность, энтелехия, суть бытия.
Душа может быть только у естественного, а не искусственного тела (как говорит ученый, топор души не имеет). Тело естественного происхождения должно иметь потенцию (возможность) быть живым. Осуществление (энтелехия) этой потенции и представляет собой душу. Как пишет Аристотель:
«Душа необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела, обладающего в возможности жизнью. Сущность же есть энтелехия: стало быть, душа есть энтелехия такого тела» (II, «О душе»)
«Душа есть первая энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью» (там же).
«Душа есть суть бытия и форма (логос) не такого тела, как топор, а такого естественного тела, которое в самом себе имеет начало движения и покоя» (там же).
Формулировки эти сложны только на первый взгляд. В этих определениях Аристотель говорит о том, что деятельность души возможна только тогда, когда естественное тело «завершено», то есть совершенно и способно к жизни. Аристотель определяет душу как неотъемлемое свойство жизни, ее непременное условие.
Наличие души является свидетельством «завершенности», совершенства тела. Осуществление возможности жизни – это и есть «душа».
Однако само понятие жизни Аристотелем в его трактате понимается очень широко.
В труде Аристотеля содержится анализ трех видов души. Два вида души – души растений и души животных – полностью относятся к физической психологии, так как они не в состоянии вести существование в отсутствие материи. Третий вид души – человеческая душа – уже соотносится с теологией, то есть с метафизикой.
«Минимальная» душа, то есть ее низшее проявление, присутствует во всех живых телах.
«Отправляясь в своем рассмотрении от исходной точки, мы утверждаем, что одушевленное отличается от неодушевленного наличием жизни» («О душе», II).
Живым считается то, что способно питаться, расти – и умирать. Этот естественный цикл жизни присутствует у растений. Так что характеристика растительной «души» - это способность питаться.
Максимальное проявление души – это ум. Ум может существовать даже без физического тела. Это - Бог. Аристотель в «Метафизике» говорил о Боге следующее:
«Жизнь без сомнения присуща ему, ибо деятельность разума есть жизнь» (XII, Метафизика).
Но что нужно, чтобы быть живым существом? В соответствии с концепцией Аристотеля, для этого достаточно наличие хотя бы одного из признаков жизни: ума, ощущения, движения и покоя в пространстве, а также движения, выражающегося в питании, упадке и росте.
Для жизни животного достаточно одного чувства осязания.
«Животное впервые появляется благодаря ощущению». («О душе», II).
Отличительный признак «животной» души - это наличие способности к осязанию, так же как наличие способности к питанию - признак души «растительной». Далее, способность ощущения («минимальным» ощущением является осязание) приводит к тому, что животное в состоянии реагировать на ощущения удовольствием и неудовольствием, испытывать приятные и неприятные чувства. Следствием реакции на ощущения становится то, что животное желает приятного чувства и избегает неприятного.
Помимо этого, некоторые живые существа способны передвигаться в пространстве.
Далее рассуждения философа следуют таким образом: животная способность к ощущениям не может существовать без растительной способности к питанию и росту. Следовательно, животное обладает душой не только животной, но и растительной. Эти души – животная и растительная - являются низшими, «физическими» душами.
Животная душа является более высокой душой, чем растительная, и непременно включает ее в себя как составную часть. Там, где имеется животная душа, обязательно есть и растительная душа. Однако это вовсе не означает, что наличие растительной души обязательно влечет за собой наличие животной.
Итак, растения обладают растительной душой, а животные – и животной, и растительной. По словам Аристотеля, в этом причина того, что растений больше, а животных меньше.
Высшая способность души – это способность к размышлению и рассуждению.
«Наконец, совсем немного существ обладает способностью рассуждения и размышления» («О душе», II). По теории Аристотеля, такие существа разделены на две группы: первая – это Бог, вторая - люди.
Человек способен рассуждать и размышлять, кроме того, он способен ощущать (животная душа) и способен питаться и расти (растительная душа). Таким образом, человек обладает разумной, животной и растительной душой.
Бог не нуждается ни в животной, ни в растительной душе. Бог – чистый разум. Люди – это одновременно и люди, и растения, и животные. Бог - только Бог.
Таков состав «лестницы» живых существ в психологической иерархии, составленной Аристотелем. Три звена этой непрерывной лестницы перечислены далее:
1. Растительная душа. Первой и самой общей способностью души, как свойства живого, является способность к питанию и воспроизведению. Минимальную причастность к божественному растения обнаруживают в способности к воспроизведению. Растения не способны к ощущениям, так как воспринимают воздействие со стороны среды одновременно с материей. У растений отсутствует способность отделения формы от материи.
2. Отличие животных от растений заключается в том, что у животных есть способность к восприятию форм ощущаемого без материи ощущаемого. Под «формами» Аристотель имеет в виду именно внешнюю форму, иначе говоря, образ отдельного предмета или явления, которые животная душа воспринимает посредством ощущений. Вот краткое описание души животного.
3. Душа человека состоит, как уже было сказано, из трех составных частей. В нее входят: растительная часть, животная часть и человеческая часть, то есть разум. Понятно, что из всех троих она самая сложная, иерархия ее построения самая многоступенчатая.
Соотношение души и тела построены, по Аристотелю, следующим образом.
«Будучи формой, сутью бытия, энтелехией живого тела, душа есть «составная сущность». Такая душа от тела неотделима» («О душе», II).
Душа не тождественна телу, она не является телом. Однако душа принадлежит телу, и это тело очень важно для души. В каком теле находится душа – для нее отнюдь не безразлично. Развивая эту теорию, Аристотель отказывается от пифагорейского и платоновского учения о переселении душ.
«Исследователи связывают и помещают душу в тело, при чем сверх этого они не объясняют, почему нужна эта связь и в каком положении находится тело. Исследователи только стараются указать какова душа, о теле же, которое должно принять душу, они не дают никаких объяснений. Между тем, по-видимому, у каждого предмета имеется свойственный ему облик и форма. Они же говорят подобно тому, как если бы кто заявил, что архитектура может проникать в духовные инструменты; ведь необходимо, чтобы искусство пользовалось своими орудиями, а душа - своим телом» («О душе», I).
С другой стороны, любое живое естественное тело является орудием души и существует ради души. Душа - причина и начало живого тела. Связь души и тела осуществляется в трех аспектах:
«Душа есть причина: как то, откуда движение, как цель и как сущность одушевленных тел» («О душе», III).
Человеческая душа включает в себя растительную и животную душу. Эти компоненты неразрывно связаны с телом, так же, как и души растений и животных.
«В большинстве случаев, очевидно, душа ничего не испытывает без тела и не действует без него, например, при гневе, отваге, желании, вообще при ощущениях. По-видимому, все состояния души связаны с телом: негодование, кротость, страх, сострадание, отвага, а также радость, любовь и отвращение; вместе с этими состояниями души испытывает нечто и тело». («О душе», III).
Аристотель считает эмоции функциями не только души, но и тела, и приводит примеры, доказывающие это. Тело испытывает те же состояния, что и душа. Когда тело не приходит в возбуждение, то страдание не вызывает должных эмоций: человек «каменеет», чтобы защитить душу от последствий горя. Аристотель выводит из этого, что основой состояния души является материя.
Точно так же невозможна без тела и способность ощущения, то есть деятельность животной души, и способность питания и роста, то есть душа растительная.
Но разумная душа - не просто энтелехия тела.
«Ничто не мешает, чтобы некоторые части души были отделимы от тела, так как они не энтелехия какого-либо тела» («О душе», III). Например, ум: способность к ощущению невозможна без тела, но ум существует отдельно от тела.
Две главных способности разумной души – способность к суждению и способность к движению. Способность движения в пространстве не может быть сведена ни к растительной силе, ни к ощущающей способности, ни к уму. Движущими силами являются стремление и ум:
«Обе способности - ум и стремление - обуславливают движение в пространстве, а именно ум, направленный на известную цель, и деятельный; от теоретического ума он отличается целенаправленностью» («О душе», III).
Заканчивается трактат «О душе» рассуждениями о чувствах животной души. Основой жизни Аристотель называет осязание, прочие же чувства нужны для «благополучия»:
«Животное обладает прочими чувствами не ради жизни, но ради благополучия, например, обладает зрением, чтобы видеть, так как обитает в воздухе и в воде, так как оно пребывает вообще в прозрачной среде, обладает вкусом, чтобы, познавая приятное и неприятное, учитывать состав пищи, желать и двигаться, слухом, чтобы сообщаемое им бы осмыслялось, языком, чтобы оповещать других» («О душе», III).
Заключение
Психологические трактаты Аристотеля являются его важнейшими произведениями. Аристотеля можно заслуженно назвать основателем науки психологии ничуть не в меньшей степени, чем науки логики. , хотя разработка психологии у него не столь обстоятельна, как трактовка логики. Трактат Аристотеля «О душе» стал для многих поколений ученых основным источником для изучения психических явлений.
Концепции Аристотеля являются великим открытием в психологической науке, в науке о душе человека.
Небольшой трактат Аристотеля о душе стал примером, образцом классического сочинения не только Аристотеля, но и античной философии в целом. Он является не только фундаментальным исследованием основных психических функций, анализирующим и классифицирующим психические явления. Этот трактат имеет огромное значение для теории познания: он устанавливает некоторые фундаментальные понятия гносеологии.
Важнейшее значение сыграл трактат Аристотеля «О душе» в разработке теории восприятия, в формировании теории материально-чувственной основы первоначальных представлений. Аристотель стал в этом смысле основоположником материалистической психологии.
Также этот трактат можно назвать первой попыткой формирования диалектики, то есть учения о том, что предметы, которые мы воспринимаем при помощи наших чувственных восприятий, существуют объективно, независимо от самих этих восприятий.

Аристотель «О душе»

Все люди от природы стремятся к знаниям. Док-во: влечение к чувственным восприятия. Опыт появляется благодаря памяти. А наука и искусство возникают через опыт. Имеющие опыт преуспевают больше, нежели те, кто обладает отвлеченным знанием. Причина этого в том, что опыт - знание единичное, а искусство - знание общего. Поэтому если кто-то обладает отвлеченным знанием, а опыта не имеет и познает общее, но содержащегося в нем единичного не знает, то часто ошибается. Знание и понимание относятся больше к искусству, чем к опыту. Имеющие опыт знают “что”, но не знают “почему”, а владеющие искусством знают “почему”. Ни одно из чувственных восприятий мы не считаем мудростью.

Т.н. “мудрость” занимается первопричинами и началами и является наукой об определенных началах и причинах.

Причины существующего не бесконечны - ни в смысле беспредельного ряда, ни по виду. Цель тоже не может идти в бесконечность (что-то ради чего-то - при этом при достижении последнего мы постоянно ищем новый смысл). При этом действительность может меняться в двух направлениях: имеет конец (мальчик-мужчина) и переходит из одного состояния в другое (воздух-вода). То, “ради чего” - это конечная цель (то ради чего существует другое).

В начале работы Аристотель задает ряд вопросов: к какому роду относиться душа и что она такое; состоит ли она из частей; что сначала нужно исследовать душу или ее части и тогда нужно ли исследовать эти части или же виды деятельности. Полезно знать не только суть вещей для исследования причин свойств сущностей, но наоборот: знание этих свойств способствует познанию ее сути. Душе присуще мышление, но все состояния души связаны с телом, т.е. состояния души. Одушевленное отличается от неодушевленное наличием жизни. Нечто живет и тогда, когда у него наличествует хотя бы один из следующих признаков: ум, ощущение, движение и покой в пространстве, а также движение в смысле питания, роста и упадка = > и растения наделены жизнью. Очевидно они обладают такой силой благодаря которой они могут расти в противоположных пространственных направлениях. Благодаря этому началу жизнь присуща живым существам, но животное впервые появляется благодаря ощущению. Из чувств животным присуще только осязание. Душа есть начало указанных способностей и отличается от растительной жизни, способность к ощущению, движению и размышлению. Ум и способность к умозрению очевидно существуют отдельно от души, тогда как остальные части нет. Одни животные обладают всеми чувствами, другие только осязанием. Мы познаем благодаря знанию и благодаря душе. Знание есть способность к познанию. Ощущение бывает когда существо приводится в движение и что-то испытывает и это по- видимому есть некого рода превращение. То, что приводит мышление и разумение из возможности к действительности есть не обучение. Ощущение можно уподобить деятельности созерцания. Мыслить - это во власти самого мыслящего, когда бы оно захотело помыслить; ощущение же не в его власти, ибо необходимо чтобы было на лицо ощущаемое.

Способность к ощущение в возможности такова, каково уже ощущаемое в действительности: пока она испытывает воздействие, она не подобна ощущаемому, а испытав такое воздействие она уподобляется ощущаемому и становиться такой же как оно. Чувство - есть способность воспринимать формы ощущаемого без его материи, как воск воспринимает отпечаток железа без него самого. Нет никаких других чувств кроме зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Нет ни одного органа чувств, кроме состоящих из воды и воздуха. Но нет ни одного органа чувств для восприятия общих свойств - они воспринимаются каждым чувством превосходящим образом; таковы например движение, покой, фигура, величина, число. Так число это отрицание непрерывности. Действие воспринимаемого чувством и действие чувства тождественны, но бытие их неодинаково (звук и слух). Из этого следует, что оба они, взятые в смысле действия, исчезают и или сохраняются одновременно. Если голос есть созвучие, а голос и слух составляют как бы одно и то же, созвучие же есть соотношение, то и слух есть соотношение. Т.о., всякое ощущение есть определенное соотношение. Каждое чувство обращено на воспринимаемый предмет, находясь в своем органе как таковом, и распознает различия в воспринимаемом им предмете. Из этого следует, что мы воспринимаем посредством чувства. Но обособленные друг от друга чувства не могут различать обособленное друг от друга (например сладкое от белого) и это также невозможно в разные промежутки времени. Душа обладает 2-мя признаками: пространственным движением и мышлением, способностью различения и ощущения. Но ощущение и разумение не есть одно и тоже. Во- первых первое свойствен всем животным, а второе нет. Не тождественно ощущение и мышлению, которое может быть и правильным и нет. Эта не тождественность возникает потому, что первое, если оно воспринимается только органами чувств всегда истинно. Воображение есть нечто отличное от ощущения и от мышления: оно не возникает без первого. Но без воображения невозможно составление суждений. Составление мнений зависит не от нас, ибо оно бывает ложным или истинным. Есть также различия и в составлении суждений: познание, мнение, разумение и противоположное им. Воображение и ощущение не =, поскольку второе есть действительность, а также потому, что ощущения всегда истинны. Их этого всего следует, что мнение есть предмет восприятия. Ум не соединен с телом иначе бы он оказался обладающим определенным кач-вом и был бы холодным, теплым и т.п. Душа есть местонахождение форм, но вся ее часть, а только мыслящая ее часть, и имеет формы не в действительности, а в возможности. Ум есть то, что он мыслит, а в действительности же его нет. Это подобно tabula rasa. Душа животных отличается двумя способностями: различения, которое осуществляется размышлением и ощущением и способностью приводить в пространственное движение. Кроме них есть еще и способность к стремлению, поскольку в разумной части души зарождается воля, а не в основывающейся на разуме - желание и страсть. Если же душа основана на эти трех частях, то в каждой из них будет стремление. В пространственное движение приводят две способности - стремление и ум. Движет предмет стремления и через него движет размышление, т.к. предмет стремления есть начало для него. Т.о. движущее одно - стремление. => т.к. животное обладает способностью стремления оно само приводит себя в движение. Всему, что живет и обладает душой необходимо иметь растительную душу от рождения до смерти. Ощущение же не является необходим для всех живых существ - его нет у простотелых и у тех, кто неспособен воспринимать форму без материи. Если нет ощущения, то ни душа н тело не будут существовать. Вкус есть своего родя осязание поскольку оно возбуждается пищей, которая, в свою очередь, есть осязаемое тело. Оба эти чувства необходимы всякому животному. Другие же чувства существуют ради блага и встречаются не у всякого животного, поскольку они нужны только способным передвигаться.

никаких объяснений, словно любая душа может проникать в любое тело, как говорится в пифагорейских мифах. Между тем, по-видимому, каждое тело имеет присущую лишь ему форму, или образ. Эти же философы говорят так, как если бы кто утверждал, что строительное искусство может проникать 25 в флейту; на самом же деле необходимо, чтобы каждое искусство пользовалось своими орудиями, а душа – своим

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Имеется и другое дошедшее до нас мнение о душе, убедительное для многих не менее, чем изложенные выше, но уже подвергнутое обсуждению и как бы давшее о себе отчет в общедоступных сочинениях1. Душа, 30 согласно этому мнению, есть некая гармония, гармония же есть

смешение и сочетание противоположностей; из противоположностей составлено и тело. Однако гармония есть определенное соотношение смешанных частей или соединение частей, душа же не может быть ни тем ни другим. Далее, приводить в движение не свойственно гармонии, между тем все приписывают 408а это свойство, так сказать, преимущественно душе. Говорить о гармонии подобает больше в отношении здоровья и

вообще в отношении превосходных телесных свойств, нежели в отношении души. Это станет совершенно очевидным, если попытаться свести состояния 5 и действия души к некоторой гармонии, ибо трудно согласовать их. Далее, говоря о гармонии, мы имеем в виду два ее значения: во-

первых, гармония в собственном смысле есть сочетание величин, которым свойственны движение и положение, когда они так прилажены друг к другу, что больше уже не могут принять в себя ничего однородного; во-вторых, гармония есть соотношение частей, составляющих смесь. Так вот, нет никакого разумного основания приложить какое-либо из этих 10 значений к душе. Связь частей тела чрезвычайно легко обнаружить: ведь

существуют многие и многообразные сочетании таких частей; а из чего составленным и каким сочетанием следует признать ум, или способность ощущения, или способность стремления? Также нелепо считать душу соотношением смеси: ведь смесь элементов в плоти имеет другое соотношение, чем в костях. А то 15 получится, что имеется много душ, расположенных по всему телу, если только все состоит из смеси элементов,

а соотношение смеси составляет гармонию, т.е. душу.

Можно было бы потребовать от Эмпедокла ответа на следующий вопрос, поскольку он утверждает, что каждая вещь существует в силу определенного соотношения ее частей: есть ли душа такое соотношение или, 20 скорее, нечто иное, находящееся внутри частей тела? Далее, есть

ли дружба причина случайного смешения или смешения, имеющего определенное соотношение? И есть ли душа само соотношение или составляет нечто иное помимо него? Вот какие вопросы вызывает это мнение. Если же душа есть нечто отличное от смеси, то почему она уничтожается вместе с плотью 25 и другими частями живого существа? Кроме того, если не всякая часть тела имеет душу, а душа не есть

соотношение смеси, то что же погибает, когда душа покидает тело?

Таким образом, из сказанного ясно, что душа не может ни быть гармонией, ни совершать круговращение. 30 Но, как мы сказали, душа может

двигаться привходящим образом и приводить в движение самое себя, подобно тому как может двигаться тело, в котором она находится, а тело – приводиться в движение душой; по-другому совершать пространственные движения ей невозможно.

Имеется еще больше оснований усомниться в том, что душа движется, если обратить внимание на 408b следующее. А именно: мы говорим, что душа

скорбит, радуется, дерзает, испытывает страх, далее, что она гневается, ощущает, размышляет. Все это кажется движениями. И потому можно было бы подумать, что и сама душа движется. Но это вовсе не необходимо.5 Ведь если и скорбеть, радоваться, размышлять – это именно

движения, и все это означает быть приведенным в движение, то такое движение вызывается душой (например, гнев или страх – оттого, что сердце вот так-то приходит в движение; размышление, быть может, означает такое вот движение сердца или чего-то 10 иного; причем в одних

случаях происходят перемещения, в других – превращения; какие и как – об этом особый разговор). Между тем сказать, что душа гневается, – это то же, что сказать – душа ткет или строит дом. Ведь лучше, пожалуй, не говорить, что душа сочувствует, или учится, или размышляет, а говорить, что человек делает это душою, сочувствует, 15 учится или размышляет, И это не означает, что движение находится в душе, а означает,

что оно то доходит до нее, то исходит от нее; так, восприятие от таких-то вещей доходит до нее, а воспоминание – от души к движениям или их остаткам в органах чувств.

Что касается ума, то он, будучи некоторой сущностью, появляется, по-видимому, внутри [души] и не 20 разрушается. Ведь разрушение вызывается

главным образом ослаблением в старости; здесь же [с умом] происходит примерно то же, что с органами чувств. В самом деле, если бы старик получил глаз юноши, то он видел бы подобно ему. Таким образом, старение происходит не оттого, что душа претерпела какое-то изменение, а оттого, что претерпело изменение тело, в котором она находится, подобно тому как это бывает при опьянении и болезнях. Мышление и умозрение 25 также слабеют, когда внутри разрушается нечто другое, само же мышление ничему не подвержено. Размышление, любовь или

отвращение – это состояния не ума, а того существа, которое им обладает, поскольку оно им обладает. Вот почему, когда это существо повреждается, оно и не помнит и не любит: ведь память и любовь относились не к уму, а к связи [души и тела], которая исчезла. Ум же есть, пожалуй, нечто более божественное и ничему не подверженное.

Из изложенного очевидно, что душа не может двигаться. А если она вообще не движется, то ясно, что она не может двигать самое себя.

Из приведенных мнений наиболее нелепо то, будто душа есть само себя движущее число. У тех, кто высказывает это мнение2, указанные выше несообразности вытекают из определения души как движущейся, а особые – из утверждения, будто душа есть число. В самом деле, как же мыслить единицу движущейся, 409а раз она не имеет ни частей, ни различий? Под действием чего и каким образом она движется? Если она

действительно способна приводить в движение и сама двигаться, то она должна иметь различия.

точка – это единица, имеющая определенное положение; в таком случае и число-душа находится где-то и имеет определенное положение.

рассечены, продолжают жить и, думается, имеют ту же по виду душу.

Кажется, безразлично, говорить ли о единицах или о маленьких тельцах. В самом деле, если шарики Демокрита превратить в точки, оставив только их количество, то среди них будет нечто движущее и нечто движущееся, как в непрерывной величине. Указанное3 происходит не из-за различия в размерах – велики ли они или малы, – а в силу того, что они количество. 15 Поэтому необходимо, чтобы было нечто, что двигало бы эти

единицы. Если же душа есть движущее в живом существе, то также и в числе, поэтому душа не может быть и движущим и движущимся, а есть только движущее. Так вот, каким образом единица может быть такой? Ведь ей должно было бы быть присуще какое-то отличие от других единиц. 20 А какое может быть у точки-единицы отличие, кроме различия в положении? Следовательно, если единицы [души] в теле и точки [тела]

различны, то единицы окажутся в том же самом месте: ведь каждая единица займет место точки. Однако если в одном и том же месте могут быть две точки, то что мешает тому, чтобы в нем было бесконечное их число? Ведь то, место чего неделимо, само неделимо. Если же точки, находящиеся в теле, составляют число-душу 25 или если число находящихся в теле точек есть душа, то почему не все тела имеют душу? Ведь

кажется, во всех телах имеются точки, и притом бесчисленное множество. Кроме того, как могут точки отделиться и освободиться от своих тел, если линии неразделимы на точки4? 30

ГЛАВА ПЯТАЯ

Бывает, как мы сказали, что те, кто признает душу само себя движущим числом, высказывают, с одной стороны, то же, что те, кто считает, что душа есть некое тело, состоящее из тончайших частиц, а с другой – собственные нелепости, утверждая подобно Демокриту, 409b будто движение

исходит от души. Ведь если душа находится во всем ощущающем теле, то при предположении, что душа есть некое тело, необходимо, чтобы в одном и том же месте находились два тела. Для тех, кто говорит, что душа есть число, в одной точке окажется много точек или окажется, что всякое тело 5 имеет душу, если только внутри тела не находится какое-нибудь особое число, т.е. нечто отличное от находящихся в теле точек.

Получается также, что живое существо приводится в движение числом наподобие того, как происходит движение живого существа по изложенному нами учению Демокрита. Какая, в самом деле, разница, говорят ли о перемещении маленьких 10 шариков, больших единиц или

вообще единиц? Ведь и в том и в другом случае необходимо, чтобы живое существо двигалось в силу того, что они движутся. А у тех, кто соединяет воедино движение и число, получаются те же и многие другие такого рода нелепости. Ведь такое соединение не может быть не только определением души, но и ее привходящим свойством. Это станет ясно, если исходя из этого определения попытаться 15 объяснить

состояния и действия души, такие, как размышления, ощущения, удовольствия, печаль и прочее тому подобное: ибо, как мы раньше сказали, на основании движения и числа нелегко даже строить догадки об этих состояниях и действиях души.

Итак, до нас дошли три взгляда, согласно которым дается определение души: одни утверждали, что 20 душа больше всех способна приводить в

движение потому, что она движет самое себя, другие – что она есть тело, состоящее из тончайших частиц, или что она наименее телесна по сравнению со всем остальным. Мы перебирали почти все связанные с этими определениями затруднения и противоречия. Остается рассмотреть, на каком основании говорится, что душа состоит из элементов1.

Высказывается это мнение, чтобы объяснить, как душа воспринимает сущее и как она познает каждую 25 вещь. Но с этим мнением неизбежно

связано много несообразного. Те, кто придерживается его, считают, что подобное познается подобным, словно предполагая, что душа – это сами вещи. Но ведь существуют не только элементы, но и многое другое, вернее сказать, бесконечное число вещей, состоящих из этих элементов. Допустим, что душа познает и воспринимает то, из 30 чего состоит каждая отдельная вещь. Но чем душа познает или воспринимает

составное целое, например: 410a что такое бог, человек, плоть или кость? И точно так же любое другое составное: ведь не как попало образуют

элементы каждое из них, а в определенном соотношении и сочетании, как говорит о кости Эмпедокл:

Но земля преблагая в своих мощногрудых горнилах

Два из уделов восьми получила от светлой Нестиды2

И от Гефеста3 четыре, в ее крупногрудые горны4.

Поэтому нет никакой пользы от того, что элементы будут находиться в душе, если в ней не будет также их соотношений и сочетаний; в самом деле, каждый элемент познает себе подобное, но ничто не познает кости или человека, если они не будут также находиться в душе. 10 А что это

невозможно, об этом не стоит толковать. В самом деле, разве заключает в себе недоумение вопрос, находится ли в душе камень или человек? И точно так же благое и неблагое? То же рассуждение относится и ко всему остальному.

Далее, раз о сущем говорится во многих значениях (оно означает то определенное нечто, то количество, или качество, или какой-нибудь другой из уже 15 различенных родов сущего), то будет ли душа состоять из всех этих родов сущего или нет? Но думаю, нет элементов, которые были бы

общи всем этим родам сущего. Не состоит ли душа только из тех элементов, которые образуют сущность? Как же она тогда познает каждый из других элементов? Или быть может, скажут, что для каждого рода имеются только ему присущие элементы и начала и из них состоит душа? Стало быть, душа будет и количеством, и качеством, и сущностью. Но20 невозможно, чтобы из элементов количества состояла сущность, а не

количество. Для тех, кто говорит, что душа состоит из всех элементов, вытекают эти и еще другие такого рода несообразности.

Так же нелепо, с одной стороны, утверждать, что подобное от подобного ничего не претерпевает, а с другой – что подобное ощущается подобным и подобным познается: ведь те, кто это утверждает, признают, 25 что ощущение есть некое претерпевание и приведение в движение,

точно так же как мышление и познание.

Сколь много сомнений и затруднений возникает, когда утверждают, как это делает Эмпедокл, что отдельные вещи познаются телесными элементами, и притом подобное подобным, – это видно из следующего. 30 А именно: те части тела живого существа, которые состоят просто из

земли, каковы кости, жилы, волосы, 410b ничего, по-видимому, не воспринимают, следовательно, не воспринимают и себе подобного, но ведь [по

этому учению] они должны воспринимать.

Далее, у каждого начала, [если придерживаться учения Эмпедокла], будет больше незнания, чем знания: ведь каждое начало познает что-то одно, многое же, а именно все остальное, останется неизвестным ему. Получается, по Эмпедоклу, что бог – наименее 5 разумное из всех

существ, ибо только он не будет знать один элемент – вражду, смертные же будут знать все: ведь каждый из них состоит из всех элементов.

И вообще, почему не все сущее имеет душу, раз всякое сущее есть либо элемент, либо состоит из одного элемента, или из нескольких, или из всех? Ибо необходимо, чтобы оно познавало или один элемент, или несколько, или все.

Можно было бы также поставить вопрос: чтó же объединяет эти элементы? Ведь элементы подобны материи, а самое главное есть то, чтó их скрепляет, каково бы оно ни было. Однако невозможно, чтобы существовало нечто превосходящее душу и властвующее над ней; еще менее возможно, чтобы существовало нечто превосходящее ум. Ведь разумно считать, что ум есть самое изначальное и по природе главенствующее, а эти философы утверждают, будто элементы суть первоначала всего сущего.

Все те, кто признает душу состоящей из элементов на том основании, что она познает и воспринимает все сущее, равно и те, кто признает ее больше всех способной приводить в движение, имеют в виду не всякую душу, ибо не все, что ощущает, способно двигаться: ведь известно, что некоторые живые существа всегда находятся на одном месте, хотя – по крайней мере так 20 считают – душа производит в живом существе

единственно лишь этот род движения – перемещение. Точно так же имеют в виду не всякую душу те, кто считает ум и способность ощущения состоящими из элементов. Ведь известно, что растения живут, не перемещаясь и не ощущая, и что многие животные не обладают способностью мыслить. Если бы даже кто-нибудь не возражал против этого 25 и счел бы ум и способность ощущения за некоторую часть души, то

и в этом случае не было бы сказано что-либо общее ни о всякой душе вообще, ни о какой-нибудь одной в целом.

Этим же недостатком страдает и учение, изложенное в так называемых орфических песнопениях. А именно: в них говорится, что душа, носимая ветрами, появляется из Вселенной при вдыхании. Однако не может 30 это случиться ни с растениями, ни с некоторыми

411а животными, поскольку не

все живые существа дышат. Это упустили из виду те, кто придерживался такого мнения.

Если же необходимо признать душу состоящей из элементов, то не обязательно из всех. В самом деле, достаточно одного из каждых двух противоположных элементов, чтобы он различил сам себя и свою противоположность: ведь посредством прямого мы познаем и его и кривое. 5

Именно линейка различает то и другое, кривое же не есть мерило ни самого себя, ни прямого.

Некоторые также утверждают, что душа разлита во всем; быть может, исходя из этого, и Фалес думал, что все полно богов5. Такой взгляд вызывает некоторые сомнения. А именно: почему душа, находясь в воздухе или в огне, не производит живого существа, 10 а, находясь в смеси

[элементов], производит, хотя, казалось бы, в этих двух элементах она лучше. Впрочем, можно было бы спросить: почему душа, находящаяся в воздухе, лучше и бессмертнее, нежели душа живых существ? В обоих случаях6 получается нелепость и нечто противоречащее разуму. Ведь действительно, говорить, что огонь и воздух суть живые существа, – 15 это в высшей степени противоречит разуму, а не называть их живыми

существами, если они заключают в себе душу, нелепо. Мнение о том, что душа находится в этих элементах, исходит, по-видимому, из того, что целое однородно с частями. Это с необходимостью приводит к утверждению, что и душа однородна с частями, если верно, что живые существа становятся одушевленными благодаря тому, что они впитывают 20 в себя нечто из окружающего. Но если воздух, рассеиваясь, остается

однородным, а душа, наоборот, состоит из неоднородных частей, то ясно, что одна часть души имеется в воздухе, другая же нет. Следовательно, необходимо, чтобы или душа состояла из однородных частей, или чтобы она не содержалась ни в одной части Вселенной.

Из сказанного, таким образом, очевидно, что душе 25 свойственно познавать не потому, что она состоит из элементов, а также ясно, что не

подобает и неправильно говорить, будто она движется. А так как душе свойственно познавать, ощущать, думать, а также желать и хотеть и вообще ей свойственны стремления, 30 пространственное же движение возникает у живых существ под действием души, и от нее зависят также

рост, зрелость и упадок, то спрашивается: следует ли 411b приписывать каждое такое состояние всей душе и мыслим ли мы, ощущаем, движемся,

действуем или претерпеваем все остальное всей душой или одно – одной ее частью, другое – другой? И присуща ли жизнь какой-нибудь одной из этих частей, или нескольким, или всем, или же есть какая-нибудь другая причина жизни?

Некоторые говорят, что душа имеет части7, и одной частью она мыслит, другой желает. Но что же тогда скрепляет душу, если она по природе имеет части? Во всяком случае не тело. Ибо, думается, скорее наоборот, душа скрепляет тело: ведь когда душа покидает тело, оно распадается и сгнивает. Следовательно, если душу делает единой нечто другое, то это другое 10 скорее всего и было бы душой. Но тогда в свою

очередь необходимо возникает вопрос о нем: едино ли оно или состоит из многих частей? Ведь если оно едино, то почему не допустить сразу, что и душа едина? Если же оно имеет части, то опять необходимо доискиваться, что такое то, чтó скрепляет его, и так далее до бесконечности.

Можно было бы поставить вопрос и о частях души: 15 какое значение имеет каждая часть в теле? Ведь если душа в целом скрепляет все тело, то

и каждой ее части надлежит скреплять какую-то часть тела. Но это представляется невозможным, ибо, какую часть и каким образом ум будет скреплять, трудно и вообразить.

Известно также, что растения, будучи разрезаны, продолжают жить, равно и некоторые насекомые, словно каждая такая часть имеет ту же душу если не 20 по числу, то по виду. В самом деле, каждая из этих частей некоторое время имеет ощущения и движется в пространстве. Если эти

части и не живут долго, то в этом нет ничего странного: ведь они не имеют органов, чтобы сохранять свою природу. Тем не менее в каждой рассеченной части имеются все части души, 25 и эти части души однородны: друг с другом, поскольку они не существуют отдельно друг от друга; с

душой в целом, поскольку она делима8. По-видимому, начало [жизни] в растениях также есть некая душа: ведь оно единственное, что обще животным и растениям. И начало это отделимо от начала ощущения, но без него ничто не может иметь ощущения.

КНИГА ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вот что надлежало сказать о дошедших до нас мнениях прежних философов о душе. А теперь вернемся 5 к тому, с чего начали, и попытаемся

выяснить, что такое душа и каково ее самое общее определение.

Итак, под сущностью мы разумеем один из родов сущего; к сущности относится, во-первых, материя, которая сама по себе не есть определенное нечто; во-вторых, форма или образ, благодаря которым она уже называется определенным нечто, и, в-третьих, то, что состоит из материи и формы. Материя есть возможность, 10 форма же – энтелехия1, и именно в двояком смысле – в таком, как знание, и в таком, как

деятельность созерцания2.

По-видимому, главным образом тела, и притом естественные, суть сущности, ибо они начала всех остальных3 тел. Из естественных тел одни наделены жизнью, другие – нет. Жизнью мы называем всякое питание, рост и упадок тела, имеющие основание в нем самом (di"aytoy). Таким образом, всякое естественное 15 тело, причастное жизни, есть сущность, притом сущность составная.

Но хотя оно есть такое тело, т.е. наделенное жизнью, оно не может быть душой. Ведь тело не есть нечто принадлежащее субстрату (hypokeimenon), а скорее само есть субстрат и материя. Таким образом, душа 20 необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела,

обладающего в возможности жизнью. Сущность же [как форма] есть энтелехия; стало быть, душа есть энтелехия такого тела. Энтелехия же имеет двоякий смысл: или такой, как знание, или такой, как деятельность созерцания; совершенно очевидно, что душа есть энтелехия в таком смысле, как знание4. Ведь в силу наличия души имеются и сон, и бодрствование, 25 причем бодрствование сходно с деятельностью созерцания,

сон же – с обладанием, но без действования5. У одного и того же человека знание по своему происхождению предшествует деятельности созерцания.

Именно поэтому душа есть первая энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью. А таким телом может быть лишь тело, обладающее органами. Между тем части растений также суть органы, правда совершенно простые, 412b как, например, лист есть покров для

скорлупы, а скорлупа – покров для плода, корни же сходны с ртом: ведь и то и другое вбирает пищу. Итак, если нужно обозначить то, что обще всякой душе, то это следующее: душа есть первая энтелехия естественного тела, 5 обладающего органами. Потому и не следует спрашивать,

есть ли душа и тело нечто единое, как не следует это спрашивать ни относительно воска и отпечатка на нем, ни вообще относительно любой материи и того, материя чего она есть. Ведь хотя единое и бытие имеют разные значения, но энтелехия есть единое и бытие в собственном смысле.

Итак, сказано, что такое душа вообще. А именно: она есть сущность как форма (logos), а это – суть бытия такого-то тела, подобно тому как если бы естественным телом было какое-нибудь орудие6, например топор. А именно: сущностью его было бы бытие топором, и оно было бы его душой. И если ее отделить, то топор уже перестал бы быть топором и был бы таковым лишь по имени. Однако же это только топор. 15 Душа же

есть суть бытия и форма (logos) не такого тела, как топор, а такого естественного тела, которое в самом себе имеет начало движения и покоя. Сказанное нужно рассмотреть и в отношении частей тела. Если бы глаз был живым существом, 20 то душой его было бы зрение. Ведь зрение и

есть сущность глаза как его форма (глаз же есть материя зрения); с утратой зрения глаз уже не глаз, разве только по имени, так же как глаз из камня пли нарисованный глаз. Сказанное же о части тела нужно приложить ко всему живому телу. А именно: как часть относится к части7, так сходным образом совокупность ощущений относится ко всему ощущающему телу как ощущающему. 25

Но живое в возможности – это не то, чтó лишено души, а то, чтó ею обладает. Семя же и плод суть именно такое тело в возможности8. Поэтому, как раскалывание [для топора] и видение [для глаза] суть энтелехия, так и бодрствование; а душа есть такая 413a энтелехия, как зрение и сила

орудия, тело же есть сущее в возможности. Но так же как зрачок и зрение составляют глаз, так душа и тело составляют живое существо.

Итак, душа неотделима от тела; ясно также, что 5 неотделима какая-либо часть ее, если душа по природе имеет части, ибо некоторые части души

суть энтелехия телесных частей. Но конечно, ничто не мешает, чтобы некоторые части души были отделимы от тела, так как они не энтелехия какого-либо тела. Кроме того, не ясно, есть ли душа энтелехия тела в том же смысле, в каком корабельник есть энтелехия судна.

Так в общих чертах пусть будет определена и описана душа.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Так как [всякое изучение] идет от неясного, но более очевидного к ясному и более понятному по смыслу1, то именно таким образом попытаемся продолжить рассмотрение души. Ведь определение [предмета] должно показать не только то, что он есть, как это 15 делается в большинстве

определений, но оно должно заключать в себе и выявлять причину. В настоящее время определения – это как бы выводы из посылок. Например, что такое квадратура? Превращение разностороннего прямоугольника в равный ему равносторонний. Такое определение есть лишь вывод из посылок. Утверждающий же, что квадратура есть нахождение средней [пропорциональной линии], указывает 20 причину действия.

Итак, отправляясь в своем рассмотрении от исходной точки, мы утверждаем, что одушевленное отличается от неодушевленного наличием жизни. Но о жизни говорится в разных значениях, и мы утверждаем, что нечто живет и тогда, когда у него наличествует хотя бы один из следующих признаков: ум, ощущение, движение и покой в пространстве, 25 а также движение в смысле питания, упадка и роста. Поэтому, как

полагают, и все растения наделены жизнью. Очевидно, что они обладают такой силой и таким началом, благодаря которым они могут расти и разрушаться в противоположных пространственных направлениях, а именно: не так, что вверх растут, а вниз – нет, но одинаково в обоих направлениях и во все стороны растут все растения, которые постоянно питаются и живут до тех 30 пор, пока способны принимать пищу.

Эту способность можно отделить от других, другие же способности смертных существ от нее отделить нельзя. Это очевидно у растений: ведь у них нет никакой другой способности души.

Таким образом, благодаря этому началу жизнь присуща живым существам, но животное впервые появляется благодаря ощущению; в самом деле, и такое существо, которое не движется и не меняет места, но обладает ощущением, мы называем животным, а не только говорим, что оно живет.

Из чувств всем животным присуще прежде всего осязание. 5 Подобно тому как способность к питанию возможна отдельно от осязания и всякого

[другого] чувства, так и осязание возможно отдельно от Других чувств (растительной, или способной к питанию, мы называем ту часть души, которой обладают также растения, а все животные, как известно, обладают чувством осязания. Какова причина этого, мы скажем позже).

Теперь же пусть будет сказано лишь то, что душа есть начало указанных способностей и отличается растительной способностью, способностью ощущения, способностью размышления и движением. А есть ли каждая из этих способностей душа или часть души и если часть души, то так ли, что каждая часть отделима лишь мысленно (logo) 15 или также пространственно, – на одни из этих вопросов нетрудно ответить, другие же

I

Психологические трактаты относятся к числу важнейших произведений Аристотеля. Изучение их показывает, что Аристотель – основатель науки психологии ничуть не в меньшей мере, чем в качестве автора "Органона" – основатель науки логики, хотя разработка психологии у него не столь обстоятельна, как трактовка логики. И так же, как "Органон", с тех пор как он вошел в состав сочинений Аристотеля, по которым античность изучала формы суждения, вывода и доказательства, так и исследование Аристотеля "О душе" (peri psyches) стало на многие века основным материалом и источником при изучении психических явлений.

Сам Аристотель чрезвычайно ясно и точно выразил мысль о значении, какое психология, согласно его воззрению, имеет для всех приступающих к изучению философии и для всего круга остальных наук. "Ставя одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому, что оно знание о более возвышенном и удивительном, – писал он, – было бы правильно по той и другой причине отвести исследованию о душе одно из первых мест... Познание души много способствует познанию всякой истины, особенно же познанию природы. Ведь душа есть как бы начало живых существ. Так вот, мы хотим исследовать и познать ее природу и сущность, затем ее проявления, из которых одни, надо полагать, составляют ее собственные состояния, другие же присущи – через посредство души – и живым существам" ("О душе" I 1, 402а 1-10).

Но Аристотель оказался первооткрывателем не только в своем взгляде на важность предмета психологии в кругу наук. Он надолго предупредил и понимание тесной связи между психологией и естествознанием. Психологию он рассматривает как науку, опирающуюся но только на наблюдения фактов психической жизни, но и на знание соматических (телесных) процессов и явлений, происходящих в человеке. И если его психологические гипотезы, построенные на этих наблюдениях, для современного исследователя часто представляются (и на деле оказываются) крайне наивными и порой грубыми, то причина этой наивности и грубости в характерной для науки времен Аристотеля бедности, недостаточности и недифференцированности эмпирического изучения органической природы, и в частности эмпирического изучения природы человека, не говоря уже об отсутствии предпосылок и условий для экспериментального изучения психических процессов.

Но всюду, где Аристотель намечает, а скорее предвидит, предугадывает верный эмпирический путь исследования, взгляд его поражает своей широтой, основательностью, проницательностью, вниманием к существенным фактам и явлениям психологии. Для своего времени психология Аристотеля была чудом, и Аристотель остался также и на все последующие времена истории психологии классиком, корифеем этой науки.

II

Приступая к исследованию сущности души, Аристотель отбрасывает все те представления об этой сущности, которые он считает несостоятельными, ошибочными. Истина, полагает он, начинается с отказа от заблуждения. Поэтому в начале своего трактата "О душе" он последовательно излагает, а затем критикует все основные распространенные в его время учения о природе души. Уже в этом обзоре и в этой критике ярко выступает эмпирический характер психологии Аристотеля, его убеждение в тесной связи между душевными и телесными явлениями.

Аристотель отвергает учение и о том, что душа сама себя движет, и о том, что она есть гармония, и о том, что она есть круговое движение. "Мы говорим, – пишет Аристотель, – что душа скорбит, радуется, дерзает, испытывает страх, далее, что она гневается, ощущает, размышляет. Все это кажется движениями. И потому можно было бы подумать, что и сама душа движется. Но это вовсе не необходимо. Ведь если и скорбеть, радоваться, размышлять – это именно движения, и все это означает быть приведенным в движение, то [можно только сказать], что такое движение вызывается душой (например, гнев или страх – оттого, что сердце вот так-то приходит в движение; размышление, быть может, означает такое вот движение сердца или чего-то иного; причем в одних случаях происходят перемещения, в других – превращения)... Между тем сказать, что душа гневается, это то же, что сказать – душа ткет или строит дом" ("О душе" I 4, 408b 1-13). Согласно Аристотелю, лучше вообще не применять таких выражений, как: "душа сочувствует", "душа учится", "душа размышляет", а следует говорить: "человек душою сочувствует, учится, размышляет". При этом нет необходимости представлять, будто в самой душе совершается движение: оно только или доходит до души, или имеет в ней свое начало. Так, при ощущении движение идет от внешних предметов, напротив, при воспоминании – от души.

И ум не меньше, чем ощущение, зависит, согласно Аристотелю, от состояния тела. И в этом вопросе Аристотель остается верен своей принципиальной – в сущности материалистической – установке или по крайней мере тенденции, поскольку ум, по Аристотелю, не прирожден телу и его нельзя рассматривать как органическую функцию. Аристотель соглашается с тем, что ум повреждается от наступающего в старости общего упадка сил, но в этом случае, рассуждает он, происходит примерно то же, что в области ощущений: если старику дать молодые глаза, он будет видеть, как молодой. Старение зависит не от ослабления души, а оттого, что ослабляется тело, в котором душа находится, как это бывает также в состоянии опьянения и при болезнях. И если в старости ослабляются мышление и соображение, то это происходит вследствие того, что внутри человека повреждается нечто другое, а сам ум ничему не подвержен. Ни размышление, ни любовь, ни ненависть не состояния ума; они состояния того существа, которое обладает умом. Поэтому с разрушением этого существа исчезают и память и любовь: ведь они принадлежат не уму, а возникают в силу соединения его с телом, которое разрушимо. Сам же ум есть нечто божественное и ничему не подверженное.

Аристотель отрицает способность души не только к движению, но и к самодвижению. Из всех известных ему психологических теорий, признававших за душой способность к самодвижению, Аристотель особенно резко оспаривал теорию ученика Платона Ксенократа, будто душа есть "само себя движущее число". Из представления о том, что душа есть число, утверждает Аристотель, вытекают несообразности, не меньшие тех, которые заключаются в мнении о ее подвижности. Если душа – единица, то как ее мыслить движущейся, раз она неделима и не имеет в себе частей? Далее. Если душа – число, то она занимает место в пространстве и имеет положение. От числа можно отнять другое число или единицу, и тогда в остатке получится новое число. Но растения и даже некоторые животные продолжают жить и после рассечения их, и каждая их часть обладает, очевидно, той же самой душой. С этой точки зрения безразлично, назовем ли мы души единицами или маленькими тельцами: если шарики, предполагаемые Демокритом, превратить в точки и оставить за ними только их количество, то среди них окажется нечто движущее и нечто движимое, как в пространственной величине: ведь дело не в большей или меньшей величине шариков, а лишь в их количестве. Таким образом, необходимо предположить нечто такое, что движет и единицы. А так как в животных движущее начало – их душа, то душа должна быть и движущим началом числа. Таким образом, она не может быть вместе и движущим и движимым, а есть только движущее.

Возможно ли каким-либо образом, чтобы душа была единицей? Ведь она должна чем-то отличаться от других единиц. Но неделимые точки различаются между собой только своим положением. И если каждое тело состоит из бесконечного числа точек, а точки тела сами составляют то число, которое и есть душа, то почему же в таком случае не все тела имеют душу? Ведь в каждом теле имеется бесконечное число точек.

Те, кто признает душу самодвижущимся числом, повторяют заблуждения исследователей, которые признают душу телом, состоящим из тончайших частиц. Говоря же, как говорит Демокрит, что движение исходит от души, они вводят новую – собственную – нелепую гипотезу. Если душа есть некоторого рода тело и если она находится во всем ощущающем организме, то необходимо допустить, что в одном и том же месте находятся два тела. Если же предположить, что душа есть число, то необходимо признать, что в одной-единственной точке находится большое количество точек и, кроме того, что всякое тело имеет душу.

Теория, согласно которой душа – самодвижущееся число, нелепа не только потому, что она не разъясняет, в чем сущность души. В этой теории нет указания даже и свойств души. "Это станет ясно, – говорит Аристотель, – если исходя из этого определения (о самодвижущемся числе как сущности души. – В.А. ) попытаться объяснить состояния и действия души, такие, как размышления, ощущения, удовольствия, печаль и прочее тому подобное, ибо... на основании движения и числа нелегко даже строить догадки об этих состояниях и действиях души" ("О душе" I 5, 409b 14-18).

Свой обзор и критику учений о сущности души Аристотель завершает рассмотрением теории, согласно которой душа состоит из элементов (стихий). Теория эта говорит не только о физической природе и о физическом составе Вселенной. Она имеет целью объяснить, каким образом душа воспринимает все сущее и познает каждый предмет. В теории этой, по мнению Аристотеля, также заключается много несообразностей и нелепостей, которые делают ее ничуть не более приемлемой, чем все уже рассмотренные и уже отвергнутые. Сторонники этой теории утверждают, что подобное познается подобным, и, таким образом, признают, что душа состоит из самих воспринимаемых и познаваемых предметов. Однако существует бесконечное множество других предметов, состоящих из этих элементов. Допустим, что душа, состоя из элементов, будет способна познавать и ощущать элементы, из которых составлен каждый из этих предметов. Но тогда неизбежно возникает вопрос: а чем она будет воспринимать и познавать всю совокупность элементов, познавать предмет в его целостности, например познавать бога, человека, плоть, кость и вообще все другие сложные предметы? Ведь каждый предмет состоит из элементов, которые соединены в нем не как попало, а в каждом находятся в определенном – целесообразном – сочетании и соотношении. Поэтому присутствие в душе всех элементов не имеет никакого значения, если в ней нет и всех их соотношений, а также всех способов их сочетания. Пусть каждый из заключающихся в душе элементов будет познавать себе подобное, но душа не будет при этом в состоянии познать кость или человека, если в ней не будет и этих предметов. Но не приходится и говорить, что это совершенно невозможно. И то же необходимо сказать относительно добра, зла и всех других предметов.

Кроме того, о сущем говорится в различных значениях: один раз – как о субстанции, другой – как о качестве, количестве или иной из известных категорий. Возникает вопрос: состоит ли душа из всех этих родов сущего или нет? Может быть, душа состоит из элементов, которые образуют субстанцию? Но если это так, то каким образом душа познает элементы других родов сущего? Или, может быть, каждый род сущего состоит из собственных элементов и начал и из этих-то начал и составляется душа? В таком случае душа будет и качеством, и количеством, и субстанцией. Но невозможно, утверждает Аристотель, чтобы из элементов качества составилась субстанция, а не качество.

Во всех этих исследованиях Аристотель энергично борется против теории Эмпедокла о знании как о постижении подобного подобным же. Разбирается и учение, излагаемое в орфических песнях. В них утверждается, будто душа, носимая ветрами, входит в животных из Вселенной при вдыхании. Но это невозможно, во-первых, для растений, а во-вторых, даже для некоторых животных, так как, согласно ссылке Аристотеля на некоторых исследователей, не все животные дышат. Если даже сохранить предположение, что все животные происходят из элементов, то нет необходимости предполагать, будто душа возникает из всех элементов, так как из двух противоположных элементов один может познавать и сам себя, и элемент, ему противоположный. Например, посредством прямого мы познаем и прямое и противоположное ему кривое, тогда как по одной кривой нельзя составить понятия ни о ней самой, ни о прямой.

Обзор психологических теорий приводит Аристотеля к заключению, что рассматривать душу как состоящую из элементов ошибочно; также неосновательно и неверно приписывать ей движение. Душе принадлежат желание, хотение и всякое стремление, от нее же зависит способность животных двигаться и переменять место, а также возрастание, зрелость и упадок сил. Здесь необходимо возникает вопрос: мы ощущаем, мыслим и испытываем всякое страдательное или деятельное состояние всей душой или какой-либо ее частью? Иначе: составляет ли жизнь действие какой-либо одной из частей души, или нескольких, или всех? И если душа состоит из частей, то что же будет соединять душу в одно целое? – Во всяком случае, думает Аристотель, не тело, так как само тело соединяется в одно целое душой: когда душа покидает тело, оно разрушается и сгнивает. Если же тело объединяется чем-либо иным, то это иное и будет собственно душой.

III

Душа, согласно Аристотелю, есть причина и начало живого тела. Она есть причина в трех смыслах: и как источник происходящего в теле движения, и как цель, к которой это движение направляется, и как сущность живых тел. Сущность есть причина бытия каждого предмета, но сущность живых существ есть жизнь, а душа есть причина жизни. Учение Аристотеля о жизни пронизано телеологией. Отличается телеологией также и его учение о душе. Душа есть причина и в смысле цели. В природе, по мнению Аристотеля, все существует "ради чего-нибудь". Все естественные тела, и растения, и животные – орудия души и существуют ради души. Животные, полагает Аристотель, необходимо должны иметь ощущение. Если бы тело, одаренное произвольным движением, не имело ощущения, оно погибло бы и не достигло бы своей цели, предназначенной ему природой. Отсутствие у животного ощущения невозможно допустить ни для тела, ни для души: ни душа при этом не будет лучше мыслить, ни телу от этого нет никакой выгоды. Тело же, одаренное ощущением, должно быть простым или сложным. Однако простым, рассуждает Аристотель, оно быть не может. В этом случае, т.е. если бы тело было простым, оно было бы лишено осязания. Но осязание для пего совершенно необходимо. Оно необходимо для самого существования животного. Другие чувства воспринимают через среду (например, обоняние, зрение, слух); в осязании же ощущение возникает при непосредственном соприкосновении, и если его не будет, то невозможно станет одного избегать, другое привлекать, а следовательно, невозможно будет и само сохранение животного. Что касается вкуса, то он есть некоторого рода осязание: вкус возбуждается пищей, а пища есть осязаемое тело.

Ощущение есть только там, где есть душа, и то же самое следует сказать о росте и увядании. Физически растет и увядает только то, что питается, а питание происходит только в существе, причастном жизни. Некоторые полагают, будто единственная причина питания и роста заключена в самом огне. Ведь из всех тел и элементов один лишь огонь есть нечто питающееся и растущее. Поэтому может показаться, что именно огнем производятся все эти явления в растениях и в животных. Но огонь здесь, утверждает Аристотель, только одна из причин, но никак не единственная: в собственном смысле причина их есть душа.

Ощущение не только необходимое условие жизни животных. Ощущение – и источник знания. Все мыслимое, утверждает Аристотель, дается в ощущаемых формах, притом и отвлеченное, и то, которое относится к состояниям и изменениям ощущаемого. Поэтому существо, не имеющее никаких ощущений, ничего не может ни познать, ни понять. Именно Аристотель – родоначальник тезиса, принятого впоследствии схоластиками средних веков, а в XVII в. философами-эмпириками: "Nihil est in intellects quod non prius fuerit in sensu" ("Нет ничего в уме, чего бы раньше не было в ощущении").

Со всей категоричностью высказывает Аристотель мысль о независимости предмета от ощущения, восприятия. Соответствующие места в трактате "О душе" принадлежат к наиболее ярким обнаружениям материалистической тенденции Аристотеля.

Утверждая объективность и независимость ощущаемого от ощущения, Аристотель отрицает пассивный характер его существования. Воспринимаемый предмет как бы движется навстречу нашему восприятию.

Ощущение, согласно взгляду Аристотеля, может возникнуть только при существовании различия между свойством ощущаемого предмета и воспринимающего этот предмет органа. Так, если и предмет, и орган одинаково теплы, то восприятие не может состояться.

IV

В основном психологическом трактате Аристотеля есть места, в которых он – с удивительной ясностью и четкостью – говорит о зависимости души и психических состояний и процессов от телесных, от тела. В этих местах Аристотель рассуждает как материалист.

Если какие-либо из деятельностей или состояний души, говорит Аристотель, принадлежат ей одной, то ее можно представить как отдельное существо. Если же нет ничего ей одной принадлежащего, то она неотделима от тела и должна мыслиться точно так же, как, например, прямая линия. Прямая линия может находиться в различных положениях, например касаться медного шара только в одной точке, но это прикосновение производится не прямой самой по себе, не как отдельно существующей, а телом, в котором она всегда находится и от которого она неотделима. Подобным же образом и все состояния души: гнев, кротость, страх, сострадание, отвага, а также радость, любовь и ненависть – находятся в связи с телом, потому что с появлением их в душе и тело подвергается изменению. Бывает даже, что при большом и очевидном несчастье иногда не испытывают никакого сильного волнения или страха в душе, иногда же маловажные и незначительные события вызывают волнение, именно в тех случаях, когда находится в сильном возбуждении тело. Зависимость этих волнений от тела, продолжает Аристотель, особенно очевидна в тех случаях, когда без всякой причины, способной возбудить страх, некоторые обнаруживают все признаки страха. А если это так, заключает Аристотель, то ясно, что состояния души имеют свой источник в материи. Поэтому состояния, подобные гневу, определяются как движение такого-то тела или части тела, производимое тем-то и с такой-то целью. Ввиду этого, поясняет Аристотель, изучение как всей души, так и этих ее состояний есть дело физика, исследователя природы.

У Аристотеля еще нет терминов "психолог", "психология", но, отмечая различие между исследованием соматических (телесных) явлений, составляющих основу психических состояний и процессов, и изучением самих этих психических явлений, он указывает для первых термин "материя", а для вторых – "форма" и "понятие" и соответственно для исследования первых – термин "физика", учение о природе, а для исследования вторых – "диалектика". Исследователь природы определит каждое из состояний души не так, как "диалектик". "Диалектик", определяя, например, гнев, скажет, что это стремление отомстить за причиненную обиду или что-нибудь в этом роде, "физик" же определит гнев как кипение крови или теплоты, находящейся около сердца. В этом случае, поясняет Аристотель, один обращает внимание на "материю", другой – на "форму" и на понятие, т.е. па сущность, выраженную в определении (logos).

Понятие есть "форма" предмета, но если предмет действительно существует, "форма" необходимо соединена с каким-либо определенным веществом. Например, сущность дома, выраженная в определении, состоит в том, что дом есть укрытие, защищающее от ветров, дождя и зноя. Один из исследователей назовет его совокупностью камней, кирпичей и дерева, другой же обратит внимание на "форму", осуществленную в этих веществах с определенной целью. Кто же из них естествоиспытатель? Тот, который, касаясь вещества, не обращает внимания на понятие, или тот, который имеет в виду только понятие? Не тот ли, скорее, который обращает внимание на то и на другое? Состояния "материи", не отделимые от нее, поскольку они неотделимы, не составляют ли предмет исследования одного, и именно естествоиспытателя, который исследует все действия и состояния определенных тел и определенного вещества? А все то, что не относится к этому роду, исследуется другими. При этом часть свойств тел, которые неотделимы от них, но не составляют принадлежности какого-либо определенного тела и получаются посредством отвлечения, исследуются математиком. Те же самые свойства, когда они рассматриваются как отделенные от тел, составляют предмет исследования метафизики.

V

У Аристотеля есть своя классификация психических явлений и состояний. При первом знакомстве она производит впечатление смуты, смешения понятий и способностей. Но с углублением анализа многое начинает разъясняться, туман рассеивается. Аристотелевская критика намеченных его предшественниками классификационных рубрик имеет целью прежде всего устранить или снять чрезмерную жесткость проложенных ими твердых границ между отдельными психическими способностями. Не твердые, не неизменные и неподвижные "части" души, а гибкие, способные к переходам функции, богатые различными ступенями, оттенками, – вот что, по мнению Аристотеля, свойственно душе. Более резко отличающихся друг от друга "способностей" души Аристотель называет пять: душа "питающая", душа "ощущающая", сила "стремления", сила "движения" и душа "мыслящая".

Основные силы души – сообразующиеся с разумом и не сообразующиеся с разумом. В своем действии они принимают вид ума и желания. Главные проявления разумной души – умственная деятельность, неразумной – стремление, желание. Такая двучленность опирается скорее на практические, чем на теоретические основы, предполагает деление душевных способностей и функций на высшие и низшие, разумные и чувственные.

Между двумя крайними звеньями – душой разумной и душой неразумной – Аристотель помещает – как среднее звено – способность ощущения. Он причисляет ее то к разумному, то к неразумному началу, так что способности души в действительности приобретают у него вид трехчленного (трихотомического) деления: способность питания (роста и размножения), способность ощущения (чувства, желания и движения) и способность мышления (теоретического и практического). При этом в теоретическом мышлении различаются еще способности, или моменты, усвоения и творчества.

Достойно внимания, что даже при самом подробном перечислении душевных способностей Аристотель не отводит особого, отдельного места способности организмов ощущать удовольствие и страдание. Способность чувствования как будто выпадает из классификации душевных способностей у Аристотеля. Как и Платон, Аристотель приписывает способность желания и способность чувствования одним и тем же душевным силам. Но он гораздо определеннее, чем Платон, разделил понятие растительной и животной силы. Поэтому он не дробит область чувствований на две области, а сводит все желания и все чувствования к одной силе.

Это та же сила, к которой он относит ощущение и движение.

В аристотелевском разборе состава психических явлений единство основного принципа деления не нарушено: все чувствования Аристотель считал одним моментом развития второй силы души – животной. Там, где имеют место ощущения, пояснял он, является удовольствие и страдание, а где есть удовольствие и страдание, необходимо возникает и желание. Однако, исключив из своей классификации особую способность для выражения совокупности явлений удовольствия и страдания, Аристотель отнюдь не смешивал их ни с какими-либо другими – смежными или несмежными – явлениями. Он весьма ясно отграничивает удовольствие (а стало быть, и страдание) как от деятельности рассудка, так и от ощущения. Он вполне признает самобытность и специфичность функции чувствования. В итоге чувствования у Аристотеля совершенно самостоятельный момент в развитии способностей, принадлежащих второму началу души. Однако чувствования в психологии Аристотеля не главный, а второстепенный класс психических явлений.

* * *

Психология Аристотеля – великая страница в развитии науки о человеческой душе. Ее проблемы, недостатки, заблуждения исторически объяснимы, ее достоинства удивительны, беспримерны. Аристотель – мыслитель, глубоко осветивший человеку многие из темных пучин его собственной природы. Если Гераклит думал, что познание этих пучин труднодоступно, то Аристотель – один из тех великих греков, которые показали, что оно возможно и доступно. Не удивительно поэтому, что небольшой, сжато написанный трактат Аристотеля о душе стал в дальнейшем и расценивался последующей наукой как одно из классических сочинений не только Аристотеля, но и всей античной философии. В нем справедливо видели и ценили не только классическое исследование основных психических функций, образцовый для времен Аристотеля анализ и классификацию психических явлений, но также и мастерское исследование, важное для установления некоторых фундаментальных понятий гносеологии, или теории познания. Особенно важным казалось (и оказалось) оно для разработки теории восприятия, для учения о материальном источнике, или о материально-чувственной основе первоначальных представлений, на которое опирается все последующее развитие и все здание наших понятий о внешнем и внутреннем мире. В этом смысле не будет преувеличением сказать, что Аристотель – подлинный отец будущей материалистической психологии, а также учения о том, что предметы наших чувственных восприятий, дающие начало всем знаниям, существуют независимо от самих этих восприятий, объективно, а не порождаются субъективной организацией нашей восприимчивости.

В. Асмус


Страница сгенерирована за 0.11 секунд!
Загрузка...